Борис Кнорре выступил на III Международной научной конференции «Философия религии на Востоке и Западе»
Борис Кнорре, старший научный сотрудник Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора НИУ ВШЭ, выступил на III Международной научной конференции «Философия религии на Востоке и Западе», организованной Папским университетом Иоанна Павла II в Кракове (Польша) совместно с Ташкентской православной духовной семинарией. Он презентовал свойдоклад «Лесное мышление Михаила Пришвина сквозь призму религиозного натурализма первой половины XX века в США» 1 мая в стенах Духовного административного центра Ташкентской епархии Русской православной церкви.

Докладчик уделил существенное внимание в своем выступлении характеру религиозного сознания Михаила Пришвина, отметив, что в научной литературе он поднимался неоднократно и продолжает быть дискуссионным и по сей день. По словам докладчика, часть исследователей подмечает критическое отношение Пришвина к традиционной православной церковности и подчеркивает его интерес к богоискательству в широком смысле слова, в рамках которого достаточно ярко проявляется интерес Пришвина к религиозности сектантов (Александр Эткинд, Валерий Петроченков, Яна Гришина, Елена Кнорре, Михаил Дунаев, Иван Александров). Эти исследователи отмечают, что для Пришвина не существовало готовых ответов по поводу веры в Бога, он практически всю жизнь находился в религиозном поиске.
В то же время, по словам докладчика, вопреки аргументам указанных авторов, есть немало исследователей, которые стараются доказать приверженность Пришвина именно православной религиозности в особенности в период совместной жизни со второй женой В.Д. Лиорко. О явной или латентной приверженности Пришвина традиционному православию пишет Александр Подоксенов, который стремится представить Пришвина сторонником официального православия и противником антисистемных, революционных и сектантстких явлений, а также Наталья Борисова, Алексей Козырев, Иван Есаулов, Светлана Пошина и Елена Боровская и многие другие.
Споры по поводу степени соотнесения религиозности Пришвина с религиозным сектантством и официальной православной религиозностью продолжаютcя и по сегодняшний день. Однако, на взгляд докладчика, решение вопроса об оценке религиозности Пришвина лежит в иной плоскости - в третьем подходе, не связанном с двумя вышеописанными, - в специфическом переживании Пришвиным природы, которое без преувеличения можно охарактеризовать как религиозное. Природа для Пришвина – это и «зеркало человека», и бытийственное начало всеобщего космического единства, в которое включён и человек. Борис Кнорре считает, что религиозность Пришвина сходна с мироощущением религиозных натуралистов: Джона Мьюира, Альдо Леопольда и гораздо более поздних – Джерома Стоуна, Чет Раймо.
С Мьюиром Пришвина сближает то, что Пришвин, как и Мьюир, воспринимает мир природы и как проводник божественности, и как само явление этой божественности. Мьюир, например, говорит о явлениях природы в библейских категориях: солнечный свет он соотносит со славой Божией, добавляя, что его слова в точности соответствуют библейскому пониманию света как стихии, связанной с божественным присутствием. А Пришвин использует образ «Силы всех сил» для обозначения явления божественного могущества в образах открывающихся болот, из которых берут начало земные источники вод[1], и прямо говорит, что ощущает там атрибуты, указывающие на Вседержителя, управляющего Вселенной, но детальное углубление в церковные антропоморфные образы изображения Бога-Отца Пришвину не близки, как и вообще церковная идея личного управления мира, выстраиваемая наподобие представлений об управлении на земле. В своей философии природы Пришвин, как и Мьюир, стремится бросить вызов «огромному тщеславию» человечества[2].
А с философией Альдо Леопольда, по мнению Борис Кнорре, Пришвина сближает склонность придавать субъектность явлениям природы, антропоморфизировать их. Например, Альдо Леопольд допускает возможность для природы метафизически отзеркаливать человека, отражать его в себе и в итоге служить зеркалом, и такое же характерно для Пришвина. В частности, Пришвин не раз показывает примеры этого отзеркаливания, когда говорит о специфике тропинок в лесу, траектория которых может отражать принципы траекторий человеческих судеб[3].
По мнению Борис Кнорре, с религиозным натурализмом данное лесное мышление Пришвина сближает и то, что он метафизирует некоторые природные понятия, то есть говорит о них в метафизическом значения, как некоей трансцендентной реальности. Пришвин подмечает в природе некую силу, особую субстанцию, благоприятную для человека, которую можно соотнести c понятием «благости» (goodness) у религиозных натуралистов. И рассмотрение этой силы в философии Пришвина вполне сопоставимо с актуальностью рассмотрения места благости природы в философии религиозных натуралистов в той постановке вопроса, которую озвучивает Джером Стоун, рассуждая о том, насколько благость природы является объектом внимания и насколько по отношению к ней употребимы или неупотребимы атрибуты Бога.
В целом для Пришвина, как и для религиозных натуралистов, характерно восприятие мира природы как священного, того, что достойно почитания, но при этом без поклонения в смысле благоговейной преданности божеству, а в качестве благоговения.
[1] Пришвин М.М. Дневники. 1923—1925 / Подгот. текста Я. 3. Гришиной, Л. А. Рязановой; Коммент. Я. 3. Гришиной. — СПб.: ООО «Изд-во “Росток”», 2009. С. 369.
[2] Wilkins Th. (1995). John Muir: Apostle of Nature. Norman: University of Oklahoma Press: 265.
[3] «Не успели друзья разойтись, как опять сходятся и оба очень рады и весело вместе идут по общей тропе. Так многие люди между собою живут: вечно спорят, расходятся и сходятся» - запись 1935 г. Пришвин М.М. Дневники. 1932—1935. Книга восьмая. СПб.: ООО «Изд-во "Росток"», 2009 (1935 год). С. 765 – 766.
